О спектакле «Долгая счастливая жизнь» в Саратовском академическом театре драмы
В Саратове поставили спектакль по произведениям Геннадия Шпаликова. В программке указано, что создатели посвящают его своим мамам и папам. «Мы в то время были маленькими, но наши родители этот период прожили, и те детство и юность, которые мы получили от наших пап и мам — это, конечно, Шпаликов» — говорит режиссер спектакля Антон Кузнецов.
Когда в романе Булгакова “Белая гвардия” герою снится погибший на первой мировой вахмистр Жилин, уже побывавший в Раю и встретившийся с Богом, то на вопрос, какой же Он такой, врач Алексей Турбин получает удивительный ответ: кажется, Он на тебя самого похож. Более объединяющего людей человеческого определения, наверное, сам Создатель не мог бы придумать, Бог — это то лучшее, что есть в каждом из нас. Геннадий Федорович Шпаликов это точно знал. Хотя в Бога, вероятнее всего, не веровал. Читаешь сегодня толстый том стихов, прозы, драматургии, дневников, писем, с любовью собранный другом писателя Юлием Файтом (снявшим первый фильм по сценарию Шпаликова “Трамвай в другие города”), и понимаешь, что самое глупое и неблагодарное занятие на земле — подозревать людей и жизнь в том, что они не прекрасны.
Наверное, он был шестидесятником, если иметь в виду, что родился Шпаликов в 37‑м, а значит, 60‑е совпали с порою его юности. В остальном же он никакому поколению не принадлежал. Поколению принадлежал Никита Михалков, сыгравший в юности одного из шпаликовских героев (“Я шагаю по Москве”), поколению принадлежал Николай Губенко, сыгравший другого (“Застава Ильича”), Поколение — это те, кто движется вместе, пользуясь и используя. И пусть им сопутствует удача. А Шпаликов — штучен. Его легко можно представить в компании друзей, в толпе — никогда. Или уж тогда эта толпа — и есть компания друзей. Он абсолютно неодинок. Он просто абсолютно один. Книжка, про которую идет речь, называется “Я жил как жил” — шпа-ликовской строкой. Он сказал — значит, так и есть, ибо все в его мире адекватно самому себе. Здесь вы не найдете привычных современному бытию и сознанию вторых и третьих планов, и все как пишется, так и читается. И слово значит ровно то, что оно значит. Эта равновеликость самому себе была для Шпаликова, хочется сказать, священной. Но высокого слога этот человек не терпел. Поэтому скажем так: одним из главных личностных и профессиональных критериев.
Андрей Седов, артист:
— Та единственная история, которую рассказывает Геннадий Шпаликов практически во всех своих произведениях, — это история абсолютной искренности и абсолютной чистоты. Причем она лишена сентиментальности и этим особенно сложна. Доброта его героев обезоруживает. Абсолютная безнаказанная доброта и любовь, замешанная на чистом чувстве — этого всего в нашем практичном, прагматичном мире сейчас так не хватает. Шпаликов — вера во все хорошее, что происходит с человеком, и надежда все это вернуть.
Ольга Герр, художник:
— В мире этого человека мне дорого буквально все. Он во многом является противоположностью современному миру. У Шпаликова живы чистые человеческие отношения и настоящие духовные ценности. Это мир внутренней свободы и ответственности за человеческую жизнь. Для меня он, конечно же, черно-белый, и не только потому, что прочно ассоциируется в сознании с кинематографом. А и потому, что мир Геннадия Шпаликова практически бескомпромиссен: зло тут зло, а добро — добро.
Он очень любил своего отца, погибшего во время войны в Польше. И прожил, как, кстати, и Михаил Афанасьевич Булгаков, практически ровно столько же, сколько отец. “Я родом из детства” — замечательный фильм 65‑го года, тоже по шпаликовскому сценарию, где с фронта приходит герой Владимира Высоцкого, чтобы навсегда запечатлеться в памяти мальчишки-безотцовщины. Они могли быть только такими — те, кто воевал, кто не вернулся, — сильными, мужественными, верными. Что-то удивительно крепкое и основательное остается на всю жизнь в мальчишках, которые любили своих отцов.
Алексей Зыков, хореограф:
— Шпаликов погружает меня в мир моего детства. В жизнь моих родителей. Помню, как мы ходили с мамой на торжественные мероприятия, после которых взрослые танцевали под оркестр. Совсем иные танцы, чем сей-час. Это был чудесный романтический мир, где ценились искренность и правда. Таким, во всяком случае, он остался в моем сердце. И мне особенно дорого сейчас то, что на репетициях возникают очень простые и ясные человеческие взаимоотношения персонажей, почти неуловимые вещи, очень теплые, почти прозрачные в своей чистоте. Как они возникают, даже непонятно, потому что никакой жесткой формой и концептуальными построениями этого не добьешься. Все хорошие люди, вспоминающие Шпаликова, рассказывают веселые, забавные эпизоды общей жизни, записывают впечатления, фрагменты, случаи. Они легко складываются в целое, которое никто даже и не пытался выразить словами. Совершенно бесполезное занятие. Шпаликов как первый летний дождь. Или снег, ровно падающий на ждущую его землю. Или луч света, разбудивший ребенка в колыбели. Как долгая счастливая жизнь, длящаяся одно мгновение.
Антон Кузнецов, режиссер:
— Шпаликов для меня прежде всего Поэт. Потому он так и любит Пушкина. А Пушкин, я убежден, любит Шпаликова. Очень мало есть людей, которые способны в кромешный и кровавый XX век писать только о прелести и красоте жизни. Один из героев нашего спектакля говорит: “Мы сохранили веру в человека. А иначе и быть не могло — вера в человека — вот что нас двигает”. Веру эту можно сохранить только благодаря таким людям, как Геннадий Шпаликов. Он и есть то лучшее, что живет в каждом из нас.